General Protection Fault. «Брошенное костровище»

   Костер горел слабо, однако тепло его я чувствовал, благодаря тому, что полукруг камней отражал тепло в мою сторону. Сам я сидел, прислонившись спиной к скале, с наслаждением вытянув ноги и слушая, как по тенту тихо стучит дождь. Такой превосходной стоянки мне давно не попадалось. Я собирался задержаться здесь денька на три - отдохнуть, собрать припасов, забраться на гору. В походе я был давно - уже полторы недели. Впрочем, это с моей точки зрения было много. Какова реальная цифра «долгого» похода я не знал. Впрочем, этот край был мной изучен почти наизусть - у подножия Уреньги я бывал еще когда в походной жизни был полный профан. Теперь я был экипирован, подготовлен и бродил по знакомому краю, чтобы приобрести опыт. Палатка стояла чуть в стороне. Перед тем как лечь спать, я переставлю легкую каркасную конструкцию к скале, чтобы нагретый с камень грел меня ночью. Грел? Летом на Урале тепло, а в сентипоновом спальнике вообще замерзнуть проблематично. Тем не менее я старался воспроизвести ситуацию, которую хранила в памяти та часть мозга, которая отвечает за теоретические знания.
   — Нашел! — раскатился по лесу чей-то радостный вопль.
   Я с любопытством повернул голову и узрел, как на полянку вываливаются один за другим шесть человек в красно-белых комбинезонах, двое с рацией.
   — Здравствуйте... — растерянно произнес один, осмыслив картину: костер, стопочка дров, палатка, тент, я, в комбинезоне и с интересом на лице.
   — Здравствуйте, присаживайтесь, — отозвался я. — Из каких краев топаете?
   — Здешние мы, спасатели, — ответил все тот же. — Группа туристов тут заблудилась.
   — Давно? — помимо воли напрягся я.
   — Вчера вечером к нам обратились родственники. А до того они должны были вернуться на два дня раньше.
   — Вы садитесь, а я сейчас повспоминаю. По эту сторону хребта заблудились?
   — Да кто их знает? — с отчаянием отозвался высокий бородатый здоровяк с рацией. — Нас на всю эту площадь десять человек и один вертолет. А из центра пока помощи дождешься сутки или двое должно пройти безрезультатных наших.
   — Угощайтесь, там в котелке еще что-то осталось, я сейчас.
   Они не заставили себя упрашивать и набросились на гречку с рыбой, а я полез по скальникам вверх. Через час я был на вершине. Короткий осмотр местности на западе, и я заметил четыре костра. Два — около лесничьих избушек, один настолько близко к трассе, что это явно не заблудившиеся, а еще один на другом конце долины. Виден он был чересчур хорошо, из чего я заключил, что либо их там много, либо это сигнальный.
   На востоке были видны огни Златоуста, трасса и мой костер. И вертолет, идущий от города в мою сторону. Я спустился вниз и поделился новостями со спасателями. Они, уже поевшие и слегка отдохнувшие, немедленно повскакали. Один полез вверх, показывая при этом такие сноровку и опыт, что я поневоле позавидовал, один стал вызывать вертолет, а остальные, быстро сложили «хатку» и подожгли от моего костра. Когда прилетел вертолет, спасатели поделились: трое с рацией, плюс тот, что на вершине отправляются на вертолете, а двое остаются на этой стороне хребта и продолжают поиски, идя вдоль гор на юг. Я пожелал им удачи и забрался в палатку, предварительно приведя разоренный костер в порядок, и, переставив палатку.
   Утро настало серое и туманное — как и всякое утро у подножия гор, с моей точки зрения. Я раздул костер, доел то, что не доели спасатели (трехдневную норму проглотили), помыл посуду, собрался и двинулся на юг. Потерявшаяся группа не шла у меня из головы. Я пытался мыслить как они:
    — группа неопытная, иначе бы они не заблудились
    — если она неопытная, то они направятся в экзотичную глушь, подальше от цивилизации — если они направились в экзотичную глушь, то это западный склон
    — если их до сих пор не нашли, то это значит, что они не умеют оставлять следов...
   Стоп, почему это я так решил? Больше следов, чем группа туристов, оставляют только бешенные мамонты. А значит их след можно увидеть даже с вертолета. Я решительно свернул и полез в гору.
   Исходя из четырех предыдущих пунктов, я решил, что они свернули с трассы в первом красивом местечке на расстоянии километров пяти от моста. Решив так, я стал спускаться, мысленно прокладывая себе путь. Когда вышедшее из-за облаков солнце наконец соизволило осветить прекрасный край Урал, я уже успел пересечь трассу и теперь двигался вдоль безымянного ручья, коих в низине (да и на высотах) было множество. Чуть ниже по течению я присел, чтобы умыться и наполнить фляжку и обнаружил промокшую пачку из-под сигарет. Тур-ристы!
   Я двинулся дальше, осмысливая окружающее и прикидывая, куда бы меня понесло. Выходило, что я бы свернул здесь, однако в грязи отпечатались ботинки, носками повернутые отнюдь не туда, куда бы мне хотелось. Я двигался по малознакомым следам, чувствуя, как постепенно наливается свинцом рюкзак за спиной — знакомый признак приближающегося полуденного отдыха. Блуждая по лесу, я совершенно случайно натолкнулся на записку «Помогите, мы заблудились! Идем через бурелом к ручью». Записку, скорее всего, накололи на сук, но ее сорвало ветром.
   Я двинулся через бурелом по хорошей вытоптанной дороге, оставленной группой. Около ручья я нашел консервную банку, настолько хорошо вылизанную, что стало понятно — это одна из последних. Судя по стоптанным берегам, они перешли ручей и двинулись куда-то к бесу. Густая крона деревьев не позволяла разглядеть горы, а трассы уже не было слышно.
   Пришла ночь. Я включил фонарик и продолжал двигаться, поедая сухофрукты, как наименьшее из зол. Я рассуждал, что туристы голодные, а у меня из продуктов только сухофрукты и шоколад. Неожиданные дикие крики заставили меня вздрогнуть. Я погасил фонарь и замер. Орали справа. «Сюда, сюда!». Я включил фонарик и двинулся на вопли.
   Естественно, это были потерявшиеся туристы. Две девушки и два парня. Пока я угощал их шоколадом, они рассказывали мне о своих злоключениях. Рассказывали, как они вчера слышали вертолет, но фонарика у них не было, а воплей их не услышали. Я порадовал их, что по их тушу отряжены спасатели и что пока не стемнело надо выбраться на трассу.
   — А закурить у тебя нет? — робко спросил парень.
   Я обернулся к нему, вспомнил мусор, отмечавший их продвижение и со злобой ответил:
   — До города потерпишь.

   Очень удобно сидеть в тени между крыльцом и водосточной трубой, бросив на колени плечевую сумку. В который раз, возвращаясь домой, я обнаруживал, что комната заперта и никого из соседей, кому могли отдать ключ, нет на месте. Тогда я выходил на улицу и садился между крыльцом и газовой трубой, уходящей в землю. Там я обычно погружался в прострацию и с трудом из нее выходил.
   С неба упала рука и шутливо ударила меня по кончику носа. Я поднял голову и увидел знакомые большие голубые глаза на милом добром лице. Знакомый стройный силуэт заслонял от меня закат и в мое колено упирался зачехленный тренировочный клинок.
   — Привет!
   — Здравствуй! — я сделал попытку встать и обнаружил, что она увенчалась успехом. Два лестничных пролета, скрип двери, напоминающий визг кота, застрявшего в банке из-под сметаны — и я дома. Если, конечно, комнату три на пять можно считать домом. Одна кровать (спать строго посменно), стол, шкаф... я уже стал забывать, насколько это приятное чувство — быть окруженным аскетичной, но довольно-таки уютной обстановкой. Около умывальника на маленькой тумбочке стоит электроплитка. А в углу у окна — две гитары. И я знаю, что где-то тут прячется губная гармошка.
   Мы живем вдвоем в этой комнатке. Только не подумайте ничего плохого. Оба мы часто отсутствуем, оба мы мало спим, у нас обоих маленькие доходы. Как следствие мы живем в наиболее низкооплачиваемом помещении. Если у нас поздние гости — им мы уступаем постель и спальник. Она спит на куртках на полу, а я ухожу на ночную прогулку. Это легко, но, если честно, приедается. Поэтому спасение от тесноты — работа, учеба, трасса, природа.
   — Есть хочешь?
   — Нет, спасибо.
   Она достала из шкафа синтезатор и несмело кладет пальцы на клавиши. Синтезатор нам достался по чистой случайности — с долговой распродажи. Примерно, как Рональду достался его КамАЗ. Теперь он дальнобойщик, хотя всю жизнь мечтал быть стопщиком. Нежные звуки доносятся из динамиков синтезатора и, обрывая зарождающуюся гармонию, раздается громкий стук в дверь.
   — Войдите... — вырывается у меня, поскольку я лежу сейчас на кровати, чувствуя покой в своем усталом теле. До сих пор не могу понять, как во мне хватило человеколюбия дотащить бедных туристов до Златоуста, да еще и предупредить спасателей, что они нашлись.
   Дверь раскрывается. На пороге стоит Гир.
   — А я, собственно, вас здесь со вчерашнего вечера жду, — сообщает он и выдает широкую улыбку, граничащую с издевательской ухмылкой.
   — Дождался? — спрашиваю я.
   — Да, — гордо отвечает он, как будто рапортует о восьми сбитых одной ракетой самолетах.
   — Рад?
   — Как вам сказать... безумно, — фыркает он.
   — В таком случае, будь добр, поставь чайник.
   Занавес.

   Осень и ветер. Дождь и холод. Мертвая трасса и непреодолимое желание, имеющее объектом чашку горячего кофе.
   — Куда топаешь? — раздается голос.
   Я испуганно вздрагиваю и оглядываюсь. Бесшумно подъехавший «мерседес» великодушно предлагает мне место в кабине.
   — До лагеря, — грустно вздыхаю я. — Здесь, километрах в десяти...
   Водитель пожимает плечами и, подождав еще секунды две, захлопывает дверь и трогает.
   — ...позади, — оканчиваю я.
   Я просто ушел. Просто встал и пошел выматываться начисто. Ушел до рассвета, чтобы вернуться после заката, отказаться от ужина, упасть на спальник и лежать, пока не станет холодно, чтобы потом, когда станет холодно, забраться внутрь, набросить клапан и лежать, пока не уйдет тупая тоска. Романтика, думают многие. Это здорово, думают большинство. Вот бы и мне так, думают люди. Не все, но большая часть. Да, поход — это красиво, да, про это интересно слушать и еще интереснее — рассказывать. НО КАК ОНО МЕНЯ ВСЕ ДОСТАЛО!!! Я хочу домой.
   А возвращаясь, я вижу пустое место лагерной стоянки, свой собранный бэг и тлеющие уголья в костровой яме. Вот это самое горькое в походе — если люди ушли, бросив огонь медленно умирать, исходя дымом.